— У него вся посуда из золота, — подтвердил мое предположение Крафт. — Вон видите, миска суповая на столе стоит.
Миску я трогать не стал, зато вернулся к котлу и прицелился в плавающий на поверхности небольшого супового озерца кусок мяса.
— Куда полез грязными руками?! — прогремел вдруг над моим ухом страшный голос.
От испуга я едва не кувырнулся в котел, но в последний момент все-таки удержал равновесие и оглянулся. Какие, там четыре метра, мама дорогая, в этом дородном дяде их было не менее шести. Такого легче убить, чем прокормить. Немудрено, что старушка Земля сделала свой выбор в пользу более мелких особей, редко достигающих в высоту двух метров и куда менее чревастых. Что касается лица волота, то худого слова о нем не скажу. Среди человеческих физиономий попадаются много гаже. Зубы, правда, впечатляли, но сказать, что его клыки размером с кабаньи, было бы явным преувеличением. К сожалению, было у него два глаза, так что вариант, использовавшийся хитроумным Одиссеем в противоборстве с циклопом, отпал сам собой.
— Вадим Чарнота, путешественник, — представился я.
— Витязь?
— Боже упаси. Ученый-этнограф. Изучаю местный фольклор. Окрестные жители порекомендовали мне вас как большого знатока в этой области. А это господин Крафт, мой коллега. Историк, гуманист, просветитель.
— Волот Имир, — представился в свою очередь великан. — Владыка всей земли от моря и до моря. Вы атланты?
— Да как вам сказать, — пожал я плечами. — С одной стороны, вроде бы да, а с другой — нет.
— Изгои, значит, — сделал неожиданный вывод хозяин.
Спорить я с ним не стал, ибо успел уже догадаться, что господин Имир недолюбливает атлантов, но, возможно, к изгоям он отнесется более снисходительно. Тем более что у меня не было ни малейшего желания ввязываться в древнюю распрю между атлантами и волотами, которая разрешилась, к нашему удовольствию, много тысяч лет назад.
— Что вам нужно в моем замке?
— Сущая ерунда. Куда-то запропастился Грааль, и мы с коллегой подрядились его отыскать.
Гром загромыхал так неожиданно, что я невольно вздрогнул. Впрочем, как вскоре выяснилось, оглушительные раскаты не имели к атмосферным явлениям никакого отношения — это смеялся волот. Видимо, у него было весьма специфическое чувство юмора. Я лично ничего смешного в возникшей ситуации не находил. Скорее уж испытывал некоторое беспокойство по поводу приплясывающей и махающей огромными ручищами туши: ненароком она могла раздавить нас с Вацлавом Карловичем.
— Это смешно, — вежливо согласился я, когда раскаты грома наконец стихли. — Но почему бы не повеселиться в хорошей компании?
— Ладно, пошли, — сказал волот. — Так и быть, напою вас вином. А потом мы устроим состязание. Могу же я слегка развлечься после стольких дней одиночества?
— Безусловно, — подтвердил я. — Но надеюсь, это будет состязание интеллектов, а не бицепсов?
— Чего? — не понял меня волот.
— Я много слышал, господин Имир, о вашем уме и необыкновенных способностях в магических искусствах, — сделал я комплимент хозяину.
Все-таки когда рядом с тобой шагает такая туша, то ты поневоле начинаешь комплексовать и метать бисер. И вообще, чувствуешь себя моськой, которой выпала почетная обязанность сопровождать слона. На каждый шаг волота мне приходилась делать три, что, согласитесь, не совсем удобно. Тем не менее я потихоньку обживался в предложенных обстоятельствах. И жилище волота не казалось мне таким уж огромным и мрачным, хотя, безусловно, много бы выиграло, если бы его серые стены были расписаны райскими птицами.
— Какими еще птицами? — недоуменно глянул на меня сверху вниз Имир, когда я высказал ему вслух свои пожелания.
— Ну, скажем, гамаюн, алконост, сирин.
— Типун тебе на язык, — сердито хрюкнул хозяин. — Я честный волот, а не какой-нибудь развращенный атлант.
— Виноват, — поправился я. — А если, скажем, пруд нарисовать и пустить по нему лебедей?
— Издеваешься, да? Да я тебе пасть порву, земноводная лягушка!
— А в чем дело-то? — не понял я.
— Это вам, атлантам, лебедь брат, а мне он лютый враг.
Крафт довольно нелюбезно ткнул меня кулаком в бок, недвусмысленно намекая тем самым, что мне лучше бы придержать язычок, дабы неразумными речами не навлечь на наши головы гнев хозяина.
— Так ведь это суеверия, — попробовал я переубедить волота. — Лебедь птица, а атлант человек— что между ними может быть общего?
— А яйцо? — напомнил мне Имир. — Кто снес яйцо, из которого вылупились твои предки, атлант?
— А кто его снес?
— Птица лебедь и снесла.
В принципе при большом желании в рассуждениях волота можно было обнаружить зачатки первобытного дарвинизма. Правда, они не во всем совпадали с известной нам со школьной скамьи теорией эволюции, но, в конце концов, человеку гораздо приятнее числить в предках красивую, гордую птицу, чем хамоватого примата. Однако я рискнул поправить господина Имира и блеснуть знаниями в состязании интеллектов.
— Не смеши меня, атлант, — обиделся великан. — Это мы, волоты, произошли от матери-обезьяны, а вы на нашей Земле вечные приблуды.
Наш научный спор продолжился в обширном помещении, которое, конечно, можно было назвать залом, но гораздо в большей степени оно походило на Дворец спорта, на арене которого возвели помост— специально по случаю приезда артистов. Впрочем, Дворец спорта был пуст, а эстраду волот использовал вместо стола. В данный момент на столе стоял огромный кувшин, а рядом солидных размеров глиняная кружка, под стать огромной лапе нашего гостеприимного хозяина. Кое-как мы с Вацлавом Карловичем взгромоздились на лавку, но чтобы возвыситься над столом, нам пришлось опереться на нижние конечности. Получился довольно сомнительный а-ля фуршет, когда хозяин сидит, а гости стоят. К чести господина Имира, он не обнес нас чаркой, наполненной до краев красным как кровь вином. То, что это вино, я определил по запаху, но что касается его градусов, то тут у меня были сомнения. Тем не менее я не стал обижать хозяина и сделал из большой и тяжелой посудины несколько глотков. Зато сам волот махом осушил свою кружку, которая вмещала по меньшей мере ведро спиртосодержащего напитка.